Вологодский дневник

Монастырь в Тотьме

Остановился в гостинице «Монастырские кельи», на территории полузаброшенного монастыря. Это самое дешевое место в городе — в маленьких комнатушках стоят по четыре кровати с покрывалами, чей казенный узор я помню из детского сада. Прямо под стенами монастыря — футбольное поле. Туда по вечерам приезжают тонированные жигули и пока девчонки ждут в машинах, парни гоняют мяч. Когда я выложил в фейсбук фотографию, друзья из Бразилии взвыли от восторга: именно так должен выглядеть футбол по-русски!

Кроме меня, в кельях в те дни жили гоповатые ребята, кажется, они что-то строили неподалеку. Весь вечер они пили, а ночью я застал на кухне одного из них, cсущего в раковину. На следующий день я с облегчением переехал в единственную приличную гостиницу Тотьмы, где и бросил якорь почти на неделю.

День молодежи

В середине дня, привлеченный громкой музыкой, я пришел на центральную площадь. День молодежи. Никогда не слышал про такой праздник, хотя в википедии написано, что ему уже полвека. Казенное городское торжество. Малышам рисуют звериный аквагрим, детям постарше предлагают на скорость собирать автомат Калашникова, на сцене под Лану Дель Рей танцуют школьницы. Познакомился с парнями, сел к ним в машину. К вечеру, говорят, будет весело.

Среди людей на площади заметил мужчину в капитанской фуражке. Разговорились, понял, что это местная знаменитость, я уже слышал о бывшем грузчике, который побеждает на всевозможных соревнованиях по толканию гири. Зашли к нему домой. Хозяин сразу включил телевизор, заглушающий тишину и разговоры. Маленькая комната, завешанная дипломами и медалями. Десятки гирь — настоящих чугунных и золотых подарочных из пластика. Сели на кухне. Запустение. Видно, что Ивану Васильевичу нужна помощь по хозяйству. Сам он все свободное время тратит на помощь другим — рубит дрова, таскает воду и копает огороды совсем немощных пенсионеров.

Вернулся на площадь, увязался за группой парней. У магазина собралась большая компания, увлеченно собирали мелочь на пиво. Выбрали одного, постарше, с паспортом, вывалили ему горсть монет.

В сумерках на сцену вышли местные рокеры, звучат песни Арии, публика уже прилично накачалась, многие танцуют, обстановка приятная — люди в основном из Тотьмы или ближайших деревень, многие знают друг друга. В толпе и старушки, и ПТУшники, и полуголые мужики. Мамаши с детьми посмеиваются и уходят, только когда начинаются совсем пьяные пляски.

Крестный ход

Утром вышел в притихший город. Прошел по пустым улицам, на площади никого — воскресенье. Заметил только бабушек, поодиночке разбредающихся из церкви. Подошел ко входу, прислушался. Говорят, тут только что прошел крестный ход. Догнать его было несложно, несколько десятков человек шли медленно, часто останавливались, нараспев читали молитвы. Как я понял, они обходили по периметру весь город. Священник нес огромную библию, которую во время остановок открывал и клал на головы детей. Торжественную атмосферу дополнял автозак со включенной мигалкой, сопровождавший процессию.

На одной из улиц из деревянного многоквартирного дома вышла заспанная девушка. Она стояла и смотрела на церемонию, кутаясь в оранжевый халат. Хотелось подойти, познакомиться, зайти в гости, в уют ее деревянных комнат. Как всегда, был короткий момент, когда все было возможно. Бородатые мужчины, женщины с детьми и милиция ушли дальше. Она заметила меня на опустевшей улице, вопросительно посмотрела и ушла в дом.

Поселок Карица

На автобусной станции города Тотьма купил билет на автобус до поселка Карица. Поселок небольшой, находится далеко, и транспорт туда ходит 3 раза в неделю. Сел в потертый ПАЗик. Кроме меня, в салоне было человек десять: женщины и старушки с набитыми сумками, пара взрослых мужчин и несколько молодых парней. Парни были на первый взгляд неопасные, я достал айпад и залез в почту. Через полчаса езды связь совсем пропала, всего же по грунтовой дороге в лесах ехали три часа. Почти все попутчики вылезли в деревнях по дороге, в Карицу ехали трое. Уже на подъезде к поселку я начал подсаживаться и спрашивать, где мне поселиться. Все недоверчиво переспрашивали, нет ли у меня родных в Карице. Особой приветливости я не заметил. Последним я подсел к парню лет двадцати с оттопыренными ушами. Он тоже ничем не помог, как и все, удивленно меня оглядел и отвернулся к окну.

Я вылез из автобуса перед поселковым магазином, решил узнать там про жилье. Не успел зайти, как меня окликнула одна из женщин из автобуса. Она указала на усатого мужичка, он был готов пустить к себе пожить. Пока тот разговаривал с водителем, я заметил пару совсем молодых ребят, они встречали моего лопоухого попутчика. Я подошел, мы поздоровались, пожали руки, представились. Серега Пенек и Андрюха Кабан, обоим лет 16–17. Из их разговора я понял, что лопоухий навещал в больнице их общего приятеля, который пьяным перевернулся на машине неделю назад — у него сотрясение мозга, и он не может ходить.

Подошел мужичок, у которого я собирался жить, огрызнулся на молодежь и повел меня к себе. Звали его Андрей Зайцев — похож на почтальона Печкина, видно, что пьет. Он уверил меня, что никаких пьянок у него дома не происходит и все будет спокойно. Пришли. Обычный деревенский дом с колодцем и баней. Внутри чисто, большая печь, советская мебель. Моя комната — просторная, с крашеным фанерным полом. На этажерке фото мужчины, рядом рюмка, накрытая хлебом. Андрей рассказал, что полгода назад умер его отец Гурий Александрович, уже несколько лет как овдовевший. Андрей приехал на две недели погостить в поселок — так делает каждый год. Договорились, что утром он сводит меня на болото, в это время года там собирают клюкву. Я спросил его о цене за комнату, он объявил 50 рублей. Я сказал, что заплачу 100.

Вскоре зашел мужчина, лет 35. Щуплый, бритый, на пальцах наколки, зовут Сергей. Они сели в холодной части дома, в небольшой заваленной хламом комнате с железной кроватью. Внутрь дома Андрей гостей не водил и там не курил, отец ему не разрешал. Они сели выпивать. Я лег спать.

Проснулся часов в 5 от голосов за стеной. Сразу подумал, что там обсуждают, как бы меня ограбить, а то и прирезать. Волны паники накатывали одна за другой и уже не давали мне заснуть. Я убеждал себя, что в этом доме мне ничто не угрожает, ведь хозяин — нормальный мужик, но я не мог объяснить иначе оживленный разговор на рассвете. Думал, что они пили всю ночь и под утро решились меня распотрошить.
Я все-таки заснул, не дождавшись нападения, и проснулся в 7 от того, что во сне на меня бросился Серега с ножом, а в реальности в дверь стучал Андрей, зашедший наконец-то меня разбудить.

На болото за клюквой

Во дворе я увидел вчерашнего Сергея, Андрей называл его Ухан. Выяснилось, что он тоже пойдет с нами на болото. Я подумал, что это опасный попутчик, прокрутил в уме сценарий, как меня убьют и бросят в топь ради видеокамеры. Пригляделся к Ухану, не заметил в его поведении ничего подозрительного и решил идти.

Пьянка

С болота мы вернулись, когда почти стемнело. Андрей повел меня к брату, мне нужно было позвонить в Москву. По дороге зашли в дом, где хозяйка продавала ночью водку на сто рублей дороже, чем днем в магазине. Андрей купил бутылку.

Поздний вечер субботы. Я лежу в кровати и мне снова страшно. Опять за стеной голоса, кажется, там выпивают. Сейчас я точно знаю, что Андрей Зайцев — крутой мужик и сделает все, чтобы со мной не случилась беда, но я знаю, что опасность может быть сильнее его. Скорее всего, он пьет с Серегой Уханом. Пусть уж лучше он будет не один этим вечером, у него был стресс.

Час назад мы сидели на кухне, я собирался открыть торт, Андрей принес мне пачку почетных грамот и дипломов своего отца. Он весь вечер искал их по дому, даже выложил на пол своей комнаты все барахло из серванта. Я разглядывал какую-то полувековую бумагу с Лениным и подписью директора лесхоза, когда в дверь грубо постучали и кто-то вошел. Андрей сразу оказался у входа, заслонив проем. За перегородкой мне не было видно вошедших, но один из них заплетающимся языком грубо потребовал «Леху!» — то есть меня. Андрей почти сразу перешел на крик и со словами «я сейчас вас топором уебу» вытолкал пришедших в сени. Еще несколько минут там раздавались крики и ругань, один из парней кричал, что уходит завтра в армию и ждать до утра не может. Крики продолжились на улице. Я ходил из комнаты в комнату, чувствуя себя совершенно беспомощным. Я понимал, что если начнется драка, они вырубят Андрея и зайдут, то я пропал.

Андрей вернулся, тяжело дыша сел за стол и начал крыть матом поселок и его жителей. «Здесь никому нельзя доверять, даже мне», — говорил он. Рассказал, как в соседнем доме старик-отец по пьянке застрелил сына из охотничьего ружья и сам умер вскоре в тюрьме. Рассказал, как внук избил бабку и отобрал у нее пенсию. Вспомнил, как повесился кто-то из его друзей. Сетовал, что тот зачем-то ушел за четыре километра в лес, чтобы повеситься, а не сделал это у себя в сарае — пришлось собирать людей и тащить объеденный куницами труп по снегу в поселок. Андрей долго еще говорил, пугал, убеждал, что молодые в поселке — совсем конченные люди и чтобы я от них держался подальше.

Дима и Андрей Кабан

Воскресенье. Проснулся в 8. Здесь это считается как в Москве в полдень. Андрей уже давно ходит по дому и кашляет.

Вышли, у магазина встретили дядьку на ржавом розовом велосипеде с женской рамой. Он оказался отцом Димы, парня, который ломился ночью к нам в дом. Он обещал привести через полчаса сына, чтобы тот просил прощения.

Зашли к другу детства Андрея Сергею, он путеец, бригадир. Его жена Галя, обыскала Андрея, перед тем как пустить его в дом. Она не пьет и ненавидит, когда выпивает муж. За чашкой чая она рассказала мне, что Андрея не любит, он мужа спаивает. Я попросил разрешения снимать, но Галя отказалась, всполошилась и начала предлагать мне снимать бабку-соседку, зашедшую к Сергею обсудить доставку досок для ремонта ее бани. В деревне досок нет, а Сергей по работе ездит на мотовозе по железной дороге в крупный поселок. Бабка начала убегать, а Галя затолкала ее в угол и кричит мне: «Снимай ее!» Я даже не успел объяснить, что мне такие методы не подходят, как бабка сбежала.

Возвращаясь домой, мы увидели отца и сына, которые собирались прийти извиниться за вчерашнее. Они сидели на траве рядом с домом местной алко-дилерши, у которой Андрей закупался накануне ночью. Оба уже выпили и были на взводе. Только сейчас я понял, что ночью к нам ломился лопоухий парень, с которым я ехал в автобусе. Заплетающимся языком Дима рассказал мне, что он и его товарищи посчитали меня «штымпом», «ментовским» и что меня решили «прижать», но бояться мне больше нечего, «все ништяк». Я спросил правда ли, что он сегодня уходит в армию, в ответ Дима что-то пробурчал и бросился на колени перед Андреем. Так он извинялся за вчерашнее поведение. Они выпили, обнялись и втроем с отцом Димы сели допивать на землю у гаражей. Мы договорились с Димой, что он проспится час, мы встретимся, зайдем к Кабану и пройдем по поселку, а я буду снимать.

Через час Димы не было. Я знал, где живет Кабан, зашел к нему, тот взял колонку на батарейке, включил русскую попсу, и мы пошли к Диме домой. Внутри было неуютно, валялись бутылки из-под водки, на столе — открытые консервы. Дима с пластиковой бутылкой алкоголя, пошатываясь, вышел навстречу, и мы пошли гулять. Вышли к железнодорожному мосту над рекой. Дима перебрался за перила, ухватился за кусок арматуры и повис на руках над водой. Сидели на мосту, издалека приметили мужчину с рюкзаком, он возвращался по шпалам с болота, где собирал клюкву. Когда он подошел, Дима сделал вид, что хочет поздороваться, дал руку и уронил мужчину на рельсы. Тот вскочил, беспомощно что-то проворчал и зашагал дальше, а парни хихикали, довольные шуткой.

Вернулся после прогулки по поселку. Услышал голоса на веранде, немного помедлил. Кажется, говорили обо мне: что-то про камеру и что «он милый». Громко вошел, на веранде с Андреем сидел Сергей, его школьный товарищ, путеец, к которому мы заходили утром. Они выпивали так называемое вино, какую-то бормотуху в пузатой пластиковой бутылке, которую здесь пьют, когда считают, что водка это слишком крепко и дорого.

Они уже порядком накидались. Сергей первым делом попросил меня потом проводить его домой, мол, перед женой пьяным появиться будет проще. Перед уходом, еле стоя на ногах, он даже предложил мне переехать жить к ним.

Дом Артура

Повстречал на улице паренька, я видел его еще в первый день в Карице. Сережа, по кличке Пенек, он тоже был в перевернувшейся недавно машине и повредил спину. Мы зашли в дом его приятеля, Артура.

Окна затянуты клеенкой, парни и сестра Сережи плотно сидят в интернете — у 28-летнего Артура в избе вай-фай. Из темноты соседней комнаты выглянула бабка:
— Кто такой?
— Я тут проездом, зашел вот в гости, можно я вас сфотографирую?
— Пошел на хуй!

Бабка ушла к себе, а ребята посмеялись и предложили выпить. «Если что, она тебе и поленом по голове надает», — предупредил Артур.

Остановка

Спустя два дня я уезжал из Карицы. В 6 утра мы с Андреем пришли на остановку у магазина. Было темно, под ржавым навесом тихо переговаривались несколько человек, ждавших автобус в Тотьму.

Там был лопоухий Дима, я второй раз видел его трезвым. Подкатил ПАЗик, мы купили билеты и поехали. С Димой вначале не разговаривали, только поздоровались, и он чуть улыбнулся. Он смотрел в окно, рядом на сидении лежал прозрачный файл с документами. Ехать долго, потихоньку разговорились. Он ехал в военкомат на медкомиссию. Его действительно в ближайшее время собирались забрать в армию. Было видно, что он нервничает. Говорил, что он там никого не знает. Рассказывал по дороге разные истории — как чуть не утонул, как заблудился в лесу еще ребенком, как летом погиб в аварии его друг. Спросил, не пасет ли перегаром после вчерашнего, от него пасло. Неожиданно рассказал, что у него есть ребенок, девочка, он с ее матерью не общается. Говорил, что если сам долго не проживет, то хоть что-то после него уже точно останется. Выбегал покурить на полминуты, пока водитель продавал билеты на остановках.

Дети

Шел по деревне, повстречалась стайка детей. В меня полетели камушки. Я включил режим дружелюбного воспитателя: «Хотите познакомиться — давайте, нечего кидаться». Старшая, Даша, лет 12 на вид, спрашивает:
— А у тебя девушка есть?
— Есть
— Как зовут?
— Таня. А у тебя есть парень?
— Есть, в соседней деревне.
— И у меня есть, брат ее парня. Если мы с ними поженимся, то у нас дети будут близнецы, — добавляет 8-летняя Рита.

Я предложил пойти гулять и снимать кино и попросил показать их секретное место. По дороге случился набег на сад с шикарными клумбами. Вначале рвут бутоны, до которых можно дотянуться через забор. Не насытившись лезут в сад. С охапками разноцветных пионов бежим на край деревни, там деревянная рампа для ремонта автомобилей — это и есть секретное место. Ныряем в овсяное поле, дети разбегаются, разбрасывая роскошные букеты, прячутся, а я должен их искать. У Риты фантазия — раз это кино, то они должны падать в обморок и ронять цветы. Падают, роняют.

Мне нужно домой, закончились аккумуляторы. Когда выхожу, ребят нет — издалека их свистнула мать. Иду разыскивать, прохожий указывает нужный дом. Дети собрались вокруг ящика, смотрят, как рожает кошка. Мама, большая молодая женщина, грубовато отвечает на их вопросительный шепот: «Никому не продам, себе оставлю или утоплю».

Детей отпускают до обеда. Идем в центр поселка, к магазину, по дороге заходим в заброшенный сарай. Дети лезут на прогнившую крышу, утыканную ржавыми гвоздями. Рвут и жуют кислицу. Объясняют, почему не ходят за реку. Там кладбище, и без взрослых туда нельзя — иначе принесут обратно беду, и кто-то из ближних умрет. Покупаем мороженое и местный лимонад в зеленой стеклянной бутылке. Этот сладкий напиток здесь пьют все. Ребятам уже пора домой, но мы зависаем на игровой площадке перед заброшенной деревянной школой.

Дискотека

Вечером собрались на дискотеку. Провожают с опаской: «Главное — вовремя уйти». Нас пятеро парней. По дороге в ДК заходим в столовую. Все столы заняты. Несколько компаний выпивают перед танцами. Ловлю чей-то взгляд, сразу в ответ: «Че вылупился, я не понял?!" Берем пиво, выходим на крыльцо. Стоим курим, у моих проводников находятся знакомые из детства. Один из них рассказывает, зачем он здесь: «Я теперь в Вологде, служу по контракту. Денег нормально получаю, поят-кормят. Сюда в деревню приезжаю девок трахать, они тут ого-ого!» Другой тянет руку к моим очкам: «Дай померять, те че впадлу?» Отхожу в сторону, довольно стремная компания.

Вход на дискотеку через боковую дверь дома культуры. На лужайке у крыльца — пианино, на котором брынчат выходящие покурить. Билеты по 30 рублей продает администраторша ДК, она же составляла музыкальную программу — хиты 80-х и 90-х. Рассказывает, что прошлую дискотеку пару месяцев назад отменили из-за комендантского часа, и сегодня единственный танцевальный вечер за все лето.

В актовом зале звучат вечные Иванушки, Газманов, Апина, Руки Вверх! и мигает светомузыка. Тут и доярки, и мужики-трактористы, и молодые девчонки в кожанках, и парни из соседних деревень. Бара на дискотеке нет, все ходят выпивать на улицу. У разных компаний свои запасы — у кого-то в багажнике машины ящик пива, у кого-то бутылка водки в кустах.

Выпиваем с «друзьями детства». Они уже без агрессии, травят смешные истории, в основном про армию и пьянки.

Встречаю маму Риты, одной из девочек, с которыми гулял днем. Она знакомит нас со своей компанией — веселые толстушки наливают нам водки в темноте за углом ДК. Все одновременно кричат, что-то спрашивают, без конца смеются. За нами наблюдает один из «друзей детства», отзывает в сторону, предупреждает: «Они вас сейчас споят и изнасилуют». Вдруг выясняется, что нас собираются бить. Оказалось, у толстушек здесь парни — они ревнуют. К нам вразвалку идут трактористы, девчонки хлестают их по щекам, орут: «Только, блять, тронь их, сука, закопаю». Мы потихоньку уходим.

Буханка

Спали допоздна. Голова тяжелая. Выбрался в деревню осмотреться и проветриться. По дороге встретил 8-летнюю Риту. Рваные джинсы, в руках чипсы, взгляд из-под копны русых волос. Сегодня их не пускают гулять, мама еще спит.

Иду дальше, на главной улице, напротив ДК, прямо на стене дома развешана одежда. Продавщица Светлана с мужем торгуют уже 10 лет — вместе ездят по деревням на УАЗике-буханке, набитом одеждой и обувью. Жалуется, что на той неделе была ярмарка неподалеку, и вот сегодня покупателей совсем нет. При мне приходят несколько, замечаю, что себе люди ничего не берут, только детям.

Тарнога

Утром поехал в Тарногу. Оказался в микромире смешливого усатого таксиста. Он травил истории, хохотал над собственными шутками и тыкал меня локтем под ребра. Он рос среди химических и металлургических заводов где-то в Сибири, в детстве поджег дома серу и чуть не погиб, работал машинистом, как его отец и дед. Дети — с высшим образованием, живут в Вологде и Ярославле, дочь — управляющая итальянским рестораном.

Дверная ручка в комнате, как в моей детской из 80-х, — голова льва с кольцом в носу.

В Тарноге снял номер за 600 рублей в совковой гостинице «Русь». Дверная ручка в комнате, как в моей детской из 80-х, — голова льва с кольцом в носу.

Пошел гулять. Включил wikimapia, обнаружил совсем рядом заброшенный аэродром. Выбрался на пустую взлетную полосу. Сквозь потрескавшийся асфальт растут полевые цветы. На большой пустой площадке ощутил себя одним во Вселенной, читал вслух начало Илиады: гнев, богиня, воспой Ахиллеса… Сначала тихо, потом во весь голос. Вдруг увидел за заграждением тонированные «Жигули». Машина сразу развернулась и скрылась за деревьями, я не понял — в объезд ко мне поехала или куда. Резко стало стремно. Я свернул с полосы в кусты обратно к дороге.

Шел и думал, какой же я трус, с одной стороны, что чуть что сразу слетает с меня ощущение короля Вселенной, и дурак, с другой, что лазаю один в дикие места.

Повесил у ДК и магазина, сфотографировал и запостил в местной группе ВКонтакте. Не позвонил никто.

Скелет деревенского амбара. Сразу захотелось починить и поселится внутри.

Не понимаю, кого снимать — вокруг все заняты своими делами. Мужик чинит водосток на крыше, женщины копают грядки, проезжают, поднимая пыль, машины. Решил повесить объявление, пусть герои сами ко мне придут.

Повесил у ДК и магазина, сфотографировал и запостил в местной группе ВКонтакте. Не позвонил никто.

В той же группе посмотрел репортаж местного ТВ про святую рощу и камень с древними знаками, недалеко от городка. Купил сыр и хлебцы, вызвал такси. Приехала черная девятка, за рулем рыжая девушка. До деревни Тиуновская минут 20, по дороге перекинулись парой фраз. Я из Москвы, решил проехать по области после гостей, она из Бородино, тут 4 месяца. Довезла до конца нормальной дороги, дала пару сигарет: «Давай, гуляй». Я один на разбитой дороге в лесу. Шел час до камня. Первая надпись, которую увидел — «Мурманск». Совсем свежая, кто-то ключом нацарапал. С трудом разглядел рядом тусклые линии рисунков 500-летней давности. Человеческие фигурки с треугольными и квадратными головами.

Закат. Сижу на ступенях заброшенного сельпо, снова жду черную девятку с рыжеволосой таксисткой. Попробую договориться о съемке. Она интересная. Позади священная роща, деревьям по 200–400 лет. Перед входом жуткие баннеры с фотографиями детей и чиновников с церемонии присуждения роще диплома о том, что роща древняя. Вокруг полумертвая деревня, чернеет деревянный скелет амбара.

Последний день

В 7 утра в гостинице «Русь» сосед за стеной включил телевизор, я решил, что пора начинать жить по правилу: проснулся — вставай. Встал, включил на максимум саундклауд из телефона и час делал на полу зарядку — смесь из йоги и найденного на YouTube комплекса для пресса. Пошел в душ за сто рублей, понял, что забыл в деревне гель, оделся и пошел в «Дикси». По дороге убедился, что объявление висит, но никто все равно не звонит.

Чертов фейсбук и новости съели пару часов. Дождь, пошел гулять по городку. Паршивое чувство, что ты один, чужой, и все смотрят с удивлением, но контакта нет.

Пустынные улочки между деревянными домиками, серое небо и грязь под ногами. Зашел в столовую за кофе. Надоумил поварих налить большой пластиковый стакан кофе с собой вместо издевательских мелких недочашек.

Звонок от папы. Стандартный вопрос: удобно ли мне говорить? Да, удобно, пап. Все ли у тебя в порядке? Да, пап, все хорошо. (Нет, я уже много лет страдаю от собственной неполноценности и в отчаянии пытаюсь вырваться за пределы ненавистной личности. Страдаю каждый день! И сегодня тоже, пап!) Где ты поселился? В гостинице, пап. (Черт, ты знаешь, что меня тяготит этот вроде бы невинный присмотр, и ты аккуратно узнаешь детали моего маршрута, и я специально отвечаю грубо и безразлично) Ну ладно, не буду тебя отрывать. Ты, я чувствую, занят. Хорошо, пока, пап. (Папа! Если ты чувствуешь, почему не пробуешь разобраться, поменять приевшуюся схему?) Прощаюсь и ощущаю себя черствым говном.

Выхожу, выбираю место, где нет людей, и перезваниваю. С трудом подбирая слова, объясняю, что я взрослый и хочу в поездке окунуться в одиночество и что я разбираюсь со своими страхами, и предлагаю ему разобраться со своим страхом, что со мной что-то может случиться. Отвергаю его доводы — «когда у тебя будут свои дети» и «мне уже недолго осталось». Он идет по привычному пути, пытаясь резко закончить разговор и обидеться. «Не нужно копаться в моей психике», «я понял: тебе больше не звонить». Потом сижу на лавке у местной администрации, моросит дождь, допиваю остывший кофе, курю и чувствую себя еще паршивее. Вот я и правда совсем один. Звоню рыжей Кате-таксистке, не отвечает. В чужом городе, без причины. Одни отвернулись, других отвернул.

Камень с древними рисунками и свежей надписью «Мурманск»

Вернулся в номер, написал Кате длинное сообщение о том, что зря она со своим парнем отказываются от съемки. Подумал, что это он ее отговаривает. Отправил сообщение папе, сформулировал причины, попросил посмотреть into the wild. Стало легче.

Ответила Катя: «Я не отказываюсь, спала. Парня у меня нет. Дай пару часов». Ого!

Ответил папа — примирительное «ты и меня пойми».

Закончился дождь, выглянуло солнце, пошел гулять в сосновый бор прямо у гостиницы. Чувство свободы. Пришла мысль: я езжу, чтобы перестать бояться своей страны. И вообще я хочу перестать бояться всего — людей, неизвестности, жизни, себя самого. Перестать бояться депрессивного хмурого утра, когда все расползается. И не цепляться за успехи и хорошее настроение, боясь его потерять. Просто оставаться самим собой и давить туда, где образуется комок страха и неуверенности.

Заметил на деревьях следы медвежьих когтей, испугался, потом узнал, что так собирают смолу.

Когда приехала Катя, было уже темно. Она отработала сутки за рулем, затопила баню, помылась, поспала несколько часов, и сейчас мы едем к ней на новоселье. Катя сняла за 3 тысячи деревенский дом на дороге. Предупреждает: «Мебели нет, будем на полу сидеть». По дороге забираем ее приятеля Сашу. В темноте у дома уже ждут подружки с детьми. Действительно садимся на пол — в комнате, кроме дивана, ничего нет. Все принесли пиво в двухлитровых бутылках. Я тоже.

Включаем музыку с телефонов, пьем. Долго спорим с одной из подружек: она не хочет, чтобы я снимал. Я говорю: «Получается ты недовольна своей жизнью, не хочешь, чтобы другие видели тебя такой?» «Именно так, — отвечает она, — моя жизнь не удалась». С детьми договориться намного проще, и я начинаю снимать их, чтобы не напрягать компанию.

Взрослые говорят о работе, периодически всплывают странные сюжеты, например, повесился общий знакомый. Дети беззаботно веселятся и исследуют новое для них пространство старого дома.

Утром Катя повезла меня на станцию. Рассказала, что вчера еще выпила и по телефону поругалась с подругами. Ей не понравилось, что они привели детей на пьянку. Еле успел запрыгнуть на проезжающий поезд Воркута-Москва. Смотрю в окно в прокуренном тамбуре последнего вагона. Увожу с собой обрывки чужих жизней и не понимаю, что же оставил взамен. Думаю, что предаю тех, кого повстречал и с кем познакомился. Побывал внутри их тяжких обстоятельств, а теперь телепортируюсь обратно в московский комфорт. В кармане нахожу камешки, тайком подкинутые мне детьми, и думаю, что же мои новые знакомые поняли про странного москвича с камерой, который промелькнул в их буднях.